В поисках нужного слова я, обычно, зарываюсь в какую-нибудь книжку, не имеющую ни малейшего отношения к обдумываемому предмету. Искомый эпитет ощутимо бьет током, энергично возвращает от самого увлекательного чтения обратно к писанине. Так было найдено слово для Champs Elysees и слово это — фальшивка.
Незабываемое ощущение посетило меня при первом знакомстве с сим творением великого дома. Представьте себе витрину ювелирного магазина, где на бархате бережно разложены сияющие караты бешеной стоимости. И среди них, в самом центре, на розовой подложке — пластмассовая брошь. Ее причудливо изогнутые толстые щупальца, выкрашеные золотой краской, усыпаны яркими стразами, центральный оптимистично-желтый «камень» размером с орех. Это был первый Герлен, с которым я познакомилась. Сама удивляюсь, что он же не стал и последним.
В этом аромате причудливо сплетено почти все, что я не люблю в парфюмерии вообще и не приемлю у Guerlain, в частности. Начальные ноты напоминают о свежевыстиранных пододеяльниках из бязи, еще влажных, шершавых, неподъемных. Тяжелая свежесть как бы странно это ни звучало. Свежесть тянется, как бельевая резинка — бодро упруго и жестко. Фоном к утренней стирке идет яркий телевизионный задник из рекламного ролика о счастливой семье, успешно выводящей пятна и пожирающей йогурт. Цвета позитивны и неестественны. Солирующие мимоза и дыня мертвы и, наверное, радиоактивно светятся в темноте. Цветочная составляющая нежна как скрип пенопласта по стеклу, фрукты сладки и сочны как дынная жвачка в день разгулявшегося токсикоза. Древесно-мускусная нота тепла и уютна как клейстер. Общий тон — высветленная, царапающая глаз magenta. Плотный кислотно-желтый шлейф Champs Elysees способен нокаутировать меня на расстоянии от 3 до 5 метров.
Верю рассказу о том, что Жан Поль Герлен был против выпуска этих духов.
Не верю, что до- и переработка формулы способна вдохнуть жизнь в это вялое телешоу.