Разные источники называют разные даты рождения Nuit de Longchamp — от 1933 до 1937. Это, в принципе, не так важно. Стоит только заметить, что годом рождения Vol de Nuit Guerlain был 1933-й. Vol de Nuit был первым из известных мне нарциссовых шипров, где медовый, дурманящий весенний первоцвет сымитирован сложной комбинацией из иланга, жасмина, розы и флердоранжа. А Nuit de Longchamp — это Vol de Nuit, смотрящийся в зеркало. Где у одного «право», у другого «лево», где у одного forte, у другого piano, но набор изобразительных средств один и тот же.
К сожалению, экземпляр Nuit de Longchamp, попавший в поле моего зрения немного пострадал от времени, утратил часть верхних нот и приобрел легкий запах тлена, фоновый но неистребимый. Особенности строения классической композиции цветочного шипра без труда позволяют достроить, дофантазировать выпавшее, поэтому рискну предположить, что начинался Nuit de Longchamp ныне покойным бергамотом. После траура по бергамоту он продолжается засахаренными лепестками нарцисса, нежными и хрупкими, тающими на языке. Со временем лепестки розовеют, а затем и вовсе вытесняются жарким и жирным илангом на сандаловом ложе. В этой стадии наблюдается родство с другим нарциссовым шипром Chant d`aromes. Но база Nuit de Longchamp не русалочья, вполне земная, серо-коричневая, пыльноватая и бальзамическая, не такая яркая,весомая и восточная как у Vol de Nuit.
Недавно Nuit de Longchamp перевыпущен с почти тем же (формально) составом, правда, с добавлением имбиря и мускатного ореха. Впишутся ли в этот букет специи? Не знаю, пока не пробовала.
Спасибо margoshahomyak за возможность приобщиться к прекрасному и древнему.

Многие знания умножают печали
Иногда достаточно крупицы знания, чтобы мир необратимо изменился. До знакомства с некоторыми популярными парфюмерными молекулами передо мной открывались необозримые горизонты нишевой парфюмерии. Композиции (особенно древесные, кожаные, анималистические) казались сложными, многоуровневыми, изощренными. Мир рухнул в один теплый летний, кажется, вечер, проведенный в приятной компании над кучей скляночек (спасибо oldge). В течение всего вечера не покидало чувство, что я первокурсник мединститута в анатомическом театре. Сказать, что испытала шок — это ничего не сказать.
Обряд инициации прошел как ему и положено — с волнением, трепетом, дрожью в руках и последующей тошнотой. Колосс современной парфюмерии пошатнулся. С тех пор я не вижу больше пейзажей, жанровых сценок, натюрмортов, не слышу многоголосья, не ощущаю форму и текстуру нынешних ароматов. Только мутноватые черно-белые рентгеновские снимки парфюмерных скелетов. Читать их профессионально не умею, но в композицию они больше не складываются. Препарировать стало легче, влюбляться — труднее. Чтобы мне угодить, от современного парфюмера требуется ювелирная точность и осторожность в использовании древесно-мускусных молекул. Но кто станет напрягаться?
Оливия Джакобетти, работавшая над перевыпущенным в 2005 году Idole de Lubin совершенно точно обо мне не подумала. 🙂 Блоттер с объективно интересным, непростым, активно обсуждаемым ароматом минуя сердце, полетел в мусорную корзину. Но любопытство осталось. Осталось желание копнуть в глубь веков и выяснить, чем пахли оригинальные духи одного из старейших, уважаемых, ныне возрождаемых домов.
Самая трудная часть работы — добыча образца выпала на долю margoshahomyak. Мне осталось пожинать плоды системного подхода и получать удовольствие.
Именно так. Удовольствие. Сырье, композиция, решение переходов на высшем уровне.
Самый долгий солист — масло нероли. Более легкие, светлые цитрусовые еле сдерживают его напор с одной стороны, бархатистый флердоранж с другой. Тяжелая маслянистость даже, несколько, утомляет. Мощь старта требует предварительной винтажной подготовки. Здесь вам не тут. Не цитрусики-фруктики. Флердоранж лишь связка между первоначальной резкостью и последующим жарким тропическим цветочным буйством: жасмин, разные розы, иланг и терпкая чайная нота.
На этой стадии сами собой всплыли ассоциации с 1000 Пату, чуть позже с Joy. В отличие от Пату, Идол не намерен быть вежливым и сдержанным, чопорным и скрытным. Он не стесняясь выдает на гора все, что имеет. В нем тяжело дышать, как после летнего ливня, когда парит раскаленная жирная земля. Однако, он не настолько разнуздан, как фруктово-перегнойный Юбилейный Амуаж.
Главное отличие старого Идола от современного в том, что смолы и бальзамы, неожиданно деликатная анималика не заменяют и не поглощают цветы, а служат им лишь обрамлением, фоном, чуть затемненным по углам сочной картины. Это не древесно-стружечный остов, это мясо, кровь, нервы хищных экзотических цветов.
И сэрдце первокурсника мединститута вновь наполняется печалью. Да, химия не стоит на месте, да, эти ребятки-парфюмеры по многу лет учатся великой химической премудрости, они умеют делать запахи гаякового дерева и кристалльного мускуса, но почему они, черт побери, не могут вдохнуть в скелетики своих ароматов жизнь?